«Монахам больше 20 минут спать не положено»

«Монахам больше 20 минут спать не положено»

Страницы жизни старицы Пюхтицкого монастыря блаженной Екатерины

Екатерина Васильевна Малюкова-Панина родилась в 1889 году в крепости Свеаборге, которая в те времена принадлежала России. Отец ее, Василий Васильевич Малюков-Панин, служил там военным инженером; мать происходила из дворянской фамилии. Отец был мягким, добрым человеком, Катя его любила и позднее сопровождала в командировках.

Детей в семье было шестеро — Георгий, близнецы Константин и Михаил, Катя, Наташа и Василий. Они очень дружили между собой. Воспитывала детей мать — Екатерина Константиновна, вероятно, имевшая решающий голос в семье. По-видимому, с ней у Кати близости не было. Девочка много потерпела от матери за интерес к монастырю, который располагался недалеко от их усадьбы. Однако в преклонном возрасте мать Екатерина говорила одной женщине: «А вы мою маму знаете? У меня хорошая была мама. Ой, хорошая!»

Екатерина Константиновна сильно болела, и дети росли на руках у чужих людей, а после ее выздоровления семья жила очень замкнуто. Доброта и сострадание к людям проявились у Кати с детства. Она старалась смягчить жесткое отношение матери к окружающим. Но Екатерина Константиновна строго пресекала порывы дочери к милосердию.

Екатерина Константиновна готовила обеих дочерей к светской жизни, тем более что обе были красивы. Соответственно подбирались подруги — как правило, вразрез с Катиными вкусами, а Катя любила девушек простых и скромных.

Она была очень талантлива, имела прекрасный слух и могла голосом передавать оркестровые мелодии, даже подражать шуму леса. Катя играла на фортепьяно и самостоятельно выучилась петь. Она знала несколько иностранных языков и даже в 70-80 лет свободно говорила по-французски и по-немецки, невзирая на полное отсутствие практики в предшествующие годы.

Нарядов Катя не любила и в юности говорила матери: «Раздай все, и тогда я буду счастлива».

В 1900 году семья переехала в Гатчину. Катя училась в гимназии, братья — в реальном училище. Близилось семейное торжество, связанное с окончанием учебы детей. Но неожиданно умер от болезни брат Михаил. Катя любила Мишу и очень тосковала по нему.

Затем семья обосновалась в Петербурге, где Катя поступила на естественный факультет Бестужевских курсов. После их окончания она работала в 1912-1913 гг. в Энтомологическом обществе. Очень серьезно увлекалась изучением жуков, ездила в экспедиции и даже выявила два новых вида.

В 1914 году Катя поступила на курсы сестер милосердия и стала работать в бесплатных городских больницах. Завершив учебу на курсах, Катя поступила в Кауфманскую общину Красного Креста в Петербурге. Это был тыловой госпиталь. Там Катя старалась найти себе побольше работы, оставаясь сверхурочно, за что получала от коллег упреки в честолюбивых притязаниях. Тогда она перевелась в летучий отряд сестер милосердия Георгиевской общины, подбиравших солдат с поля сражения с тяжелыми ранами. Здесь Катя постоянно сталкивалась с большими человеческими скорбями. Однажды сестры проезжали мимо уничтоженного снарядом дома, вокруг которого кружил хозяин, потерявший всех родных, и дико выл от горя. В другой раз ехали на операцию в прифронтовую полосу, а попали на отпевание: погибли врач и медсестра.

Приблизительно к этому времени относится отказ жениху -начальнику полевого госпиталя. Катя очень любила этого человека, но на него претендовала ее близкая подруга, которая пригрозила, что сойдет с ума или наложит на себя руки, если не выйдет за него замуж.

25 июня 1917 года был убит брат Константин — боевой офицер, награжденный золотым оружием за храбрость. А год спустя умерла от воспаления легких любимая сестра Наташа. Все это подорвало Катино здоровье, и она тяжко заболела. Когда же поправилась, пошла работать простой работницей в бывшее имение великого князя Николая Николаевича «Беззаботное» под Петроградом.

Ухаживая за инфекционными больными, Катя в 1919 году заразилась сыпным тифом. После болезни трудилась простой работницей в Нарве на огородах. Хотела иметь свою копейку на помощь бедным. Отсюда и ушла в монастырь.

Нужно сказать, что еще в миру у нее проявлялся дар прозорливости. Она предупреждала о семейных трагедиях и не только о них. Однажды к ней пришла веселая, жизнерадостная женщина. Катя вдруг поклонилась ей в ноги. На вопросы и недоумения ответила: «Я кланяюсь не ей, а ее будущему страданию». Впоследствии в жизни этой женщины было много горя.

В 1922 году Катя поступила в Пюхтицкий Успенский монастырь. Ее отправили на послушание в Гефсиманский скит, которым управляла мать Параскева. Он находился в сосновом бору в 30 километрах от монастыря. Работа на болоте была нелегкой. Катя старалась, ей приходилось переносить сено из болота. Ее любили за доброту и бескорыстие. Свою обувь и верхнюю одежду она отдавала тем, кто, с ее точки зрения, в этом нуждался. Бывало, придет в монастырь босиком, ее обуют-оденут — пока дойдет обратно до скита, все отдаст. Однажды мать Параскева сшила всем скитянкам кожаные сапоги. Кажется, в тот же день, когда их раздали, начальница скита встречает крестьянку с монастырскими сапогами под мышкой. Спрашивает: «Ты зачем взяла нашу обувь?» «Мне Катя подарила», отвечает крестьянка.

Гефсиманский скит состоял из нескольких изб, одна из которых была обращена в церковь. Раз в месяц приезжал священник отслужить Литургию и причастить насельниц. Раз в год на престольный праздник — собиралось множество народа. Остальное время жили довольно уединенно и правило справляли сами. Катю часто просили читать.

Когда началась Великая Отечественная война и монастырь эвакуировали, Катю отпустили домой ухаживать за больными престарелыми родителями. Тогда ее часто видели на Таллинском подворье обители. После войны, в сентябре 1953 года, матушка Екатерина вернулась в монастырь и жила в богадельне, юродствуя.

Взаимоотношения матушки Екатерины с сестрами складывались по-разному. Одни ее искренно любили и почитали, прислушивались к ее советам, предостережениям и предвидениям, другие же недолюбливали. Матушка Екатерина не скрывала своей прозорливости: нередко предупреждала о беде, чтоб дать возможность «соломку подстелить», а то предвозвещала какое-то важное событие в жизни сестер или всего монастыря — событие, к которому следовало особенно подготовиться. И некоторые сестры это понимали. Они рассказывали: «Так бывало — намечаются неприятности, матушка Екатерина приносит кружечку с мусором, со всякой всячиной и подает. «Ну, спаси Господи, матушка Екатерина». И уже знаешь, что дальше начнется неприятное».

Или такой случай: «Приходит она ко мне на скотный двор и спрашивает: «Сколько у тебя лошадей?» Отвечаю: «Семь». Подает пять кусочков хлеба. «Что это значит, матушка?» Засмеялась и говорит: «Потом поймешь». В тот год две лошади пали. Осталось пять. Потом через какое-то время опять приходит и спрашивает: «Сколько у тебя лошадей?» «Пять». Матушка Екатерина подает четыре кусочка хлеба. «Матушка, у меня пять лошадей». Засмеялась, вытянула кусочек поменьше и говорит: «Это твоему маленькому». Я пришла к матери Иоасафе. Рассказываю. Приплода вроде бы не должно быть. И купить лошадь в тот год было почти невозможно. А дальше вышло так: одна лошадь пала, осталось четыре, а жеребенка привел какой-то мужчина и предложил монастырю».

«А то матушка Екатерина приходит в келью к матери Иоасафе и матери Людмиле и приносит мешок, наволочки, ящички. И говорит: «Меня переводят». Поставит и уйдет. И опять является с тем же. Сестры задумались: «Ну, накличет. Кого же переведут?» Вскорости мать Иоасафу забрали на скотный двор».

Был такой случай. Матушка Екатерина взяла большой крест, подняла над головой, вышла за ограду монастыря и пошла по дороге. Некоторые сестры поодаль следовали за ней, кто с любопытством, кто с тревогой. Так они встретили епископа, не предупредившего о своем приезде.

Всматриваясь в будущее человека, матушка Екатерина выделяла главное и наиболее значимое в жизни его, то, на что следовало обратить особое внимание. Пришла к ней 18-летняя послушница. Матушка Екатерина сказала ей: «Береги владыку». Никакого владыку эта девушка не знала. Но каждый раз, сталкиваясь с ней, матушка Екатерина твердила: «Владыку береги». Через несколько лет девушку взяли в канцелярию епископа, и потом она стала одним из доверенных лиц владыки. Последний иногда в шутку напоминал ей: «Помнишь, что тебе матушка Екатерина говорила? Я знаю, что она тебе говорила».

Пришла к матушке Екатерине другая послушница. Матушка Екатерина стала водить пальцем по ее хитону и повторять: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». (Эти строки написаны на облачении схимника). Так матушка предсказала ей будущую схиму.

Некоторых людей матушка Екатерина обличала. Одних — с глазу на глаз, других — публично. Кому-то говорилось иносказательно, кому-то — прямо. Бывали случаи, когда матушка обличала в храме или даже выгоняла из храма, невзирая на лица. В одной и той же ситуации с некоторыми обходилась мягко, иных могла чувствительно проучить.

«Мама собирала малину в Пюхтицах и решила отнести бидон матушке Екатерине. Но взяла жадность, отсыпала половину, сказав: «Хватит им и полбидона» (в келье жило несколько человек). Матушка Екатерина, когда мама пришла к ней с малиной, сидит на койке и говорит: «Ну что, пожалела ягодки, пожалела? Ну ничего, хватит нам и полбидона». Посмеялась, успокоила маму, подарила ей чулки».

«Пришла одна девушка проситься в монастырь. Еще дома решила навестить матушку Екатерину и принести ей варенья. У нее была трехлитровая банка, но литра она пожалела, отложила варенье в маленькую баночку и приносит. Матушка обличила ее: «А остальное где?!» - отругала и выпачкала ей вареньем пальто. Повидимому, то, что простительно обычной паломнице, недопустимо для человека, решившего посвятить себя Богу».

«Матушка Екатерина ходила в лес молиться и жила там неделями. Раз зимней ночью пришла на скотный двор, вся мокрая, закоченевшая, покусанная, в одной резиновой тапочке — на нее напала собака. Говорит: «Пойдем искать тапку». Это ночью-то. Но нашли. Говорю: «Матушка, я пойду собаку побью». Она: «Не надо. Бог Сам с ней разберется». (Наутро пошли в церковь - собака съедена волками). Раздели матушку, уложили спать, повесили сушить одежду. Легла, заснула. Вдруг через десять минут вскакивает и начинает собираться. «Куда вы, матушка? Отдохните». «Монахам больше 20 минут спать не положено». Оделась и пошла на второй скотный двор».

Е.В. Владимирова

(Продолжение следует)

Источник:      Журнал "Русский инок" январь-март 2010 г.