О Вере и богатстве

О Вере и богатстве

Из писем и бесед

Б. Веронезе. Богач и Лазарь

Это один из самых сложных и неудобных для нас, православных, и в то же время один из самых часто задаваемых вопросов – вопрос о нашей бедности по сравнению с другими народами. Надо постараться, насколько можно, избежать двух искушений – не стоит говорить о том, что есть много стран в Африке, в Азии, Латинской Америке, где люди живут ещё беднее нас. Не к лицу нам, наследникам великой державы, искать сравнения со слабейшими. И второе: не станем рассуждать о том, что, например, православная Византия была в своё время богатейшей страной мира, что православная Россия сумела очертить своими границами шестую часть суши и объединить под своими знамёнами великое множество народов, и всё это существовало крепко, надёжно и устойчиво именно до тех пор, пока сильна была у нас вера в Бога, силён был православный дух, а разваливаться стало тогда, когда этот дух мы утратили. Не станем говорить о том, как хорошо всё могло быть, если бы… И это недостойно для нас – утверждать, что мы могли бы быть лучше, хотя на самом деле случайно оказались хуже. Случайностей не бывает вообще, тем более не бывает их в истории народов. Но это уже тема для совершенно другого разговора. Будем исходить из бесспорных фактов, беспристрастных цифр и честно признаем: есть много стран, где господствуют другие религии, и где люди живут намного богаче и материально благополучнее, чем мы. И подумаем: почему так? И насколько это плохо для нас? И какие выводы нам следует из этого сделать?

И вот на эти три вопроса невозможно дать ответ, бессмысленно даже пытаться дать ответ, не ответив прежде на четвертый вопрос. Вопрос о том, в чём состоит смысл жизни человека? Какова цель нашей жизни, зачем вообще мы живём? Здесь есть всего два основных варианта; все возможные ответы в конечном итоге сведутся к ним.

Первый ответ может дать человек атеистического склада, второй даст человек, верующий в Бога и вечную жизнь с Богом. Для атеиста время жизни ограничивается моментами рождения и смерти, до и после – личное небытие. Значит, цель и смысл нужно искать в этом самом пространстве (то есть, конечно же, времени!) между рождением и смертью. Значит, все хорошее, доброе, радостное, счастливое для человека может быть лишь в течение этой жизни; значит, бессмысленно говорить о том, что будет после неё. В земной жизни человек должен познать всё доступное, насладиться всем, что она может дать. В простейшем варианте – много есть, пить, обладать имуществом, ценностями, властью, испытать в избытке все доступные наслаждения. В более тонком – много узнать, многого достичь, возвыситься над толпой, добиться признания. И затем… всё это потерять, всего лишиться в момент смерти; и ничего не останется, и исчезнет всё, что было человеком. Но как бы много мы ни имели, ни видели, ни постигли, ни добились – возможно ли говорить о смысле жизни, если всё это исчезнет, уничтожится бесследно для самого человека, без остатка? Увы, думается, не имеет смысла ничто, что не вечно, что не будет иметь бесконечного продолжения, хотя бы и в другом мире, в других формах. Так существуют животные и растения; они живы, они растут и потребляют, и чему-то радуются, и от чего-то получают удовольствие, но личного смысла для них самих их жизнь не имеет; они живут не по разуму, а по инстинктам, по заранее заложенной в них программе; они не стремятся к самосовершенствованию, к познанию, к постижению истины; им не нужно улучшать, возделывать ни окружающий мир, ни самих себя. Они живут так, как должны жить – и только. Их жизнь имеет смысл для окружающего их вечного мира, но не для них самих. С их смертью для них кончается всё. Человек, не верящий в Бога и вечную жизнь, существует по такому же сценарию. Всё ценное для его жизни сосредоточено между моментами рождения и смерти; значит – нужно обладать, потреблять, использовать, наслаждаться. Чем больше, тем лучше; чем скорее, тем вернее. Что будет потом – не важно, потому что потом не будет ничего. Не имеет смысла ничто, что не вечно…

Кто думает так, живет с такими представлениями? О, думается, очень немногие люди. Потому что полностью, до конца, откровенно и искренне не верящих в Бога и загробную жизнь людей, наверное, очень немного, возможно, нет совсем; бессмертная душа противится такому представлению о жизни. Вот потому на мужественные, великодушные, самоотверженные поступки, на бескорыстие и просто добро способны даже те, кто, казалось бы, ни во что не верит – вера их скрыта от их сознания, но не мертва вовсе, погребена под коростой косного бытия, но и оттуда порой доносятся её призывы. Но человек их слышит далеко не всегда; и в остальное время он живет в соответствии с животными инстинктами: потреблять, обладать, наслаждаться, превосходить. И в соответствии с этими желаниями, представлениями и инстинктами он выстраивает свои критерии оценки качества жизни: чем больше у тебя денег, еды, одежды, чем больше твой дом, дороже машина, круче компьютер, новее сотовый телефон – тем успешнее твоя жизнь. И чем больше человек утверждается в этих представлениях, чем больше привязывается к своему имению, тем толще короста, тем тягостнее жизнь души, тем глуше, тише её голос, призывающий к мыслям о Вечном. И земное становится главным, определяющим смысл бытия, отодвигающим на второй или вовсе уж последний план представления о Боге, о Вечности, о Рае. Человек включается в безумную гонку без цели, без надежды прийти к финишу, остановиться, понять, для чего он живет, созидает и потребляет… Не эту ли картину мы наблюдаем сейчас на благополучном, богатом Западе с его апостасией, охлаждением к вере, с его смешением понятий о добре и зле, с его предельно материалистическими критериями оценки успеха? Живая вера, то, что должно быть и было когда-то путеводной звездой в жизни, что, собственно, и создало на Земле великую, мудрую, могучую христианскую цивилизацию, теперь оказалось на задворках этой цивилизации. От неё отмахиваются, как от надоедливой мухи, считаются с ней лишь когда она не мешает идти за совсем другими поводырями. А мешает она всё больше и больше, и слепнущий мир всё с меньшими сомнениями поворачивается к ней спиной. Куда-то придет он?..

Второй ответ даст человек, глубоко и искренне верующий в Бога. Такой человек не может не понимать, что земная жизнь – это всего лишь миг в его личной вечности, но миг, теснейшим образом связанный с ней. От этого мига может очень во многом зависеть течение этой вечности, и потому сам этот миг важен лишь настолько, насколько верное направление он задаст для дальнейшего бытия. Верующий человек знает, что он не просто одно из земных животных, что сотворён он по образу и подобию Божию, что изначально присущи ему божественные свойства, которые в этой жизни всего лишь временно умалены в нём, но в будущей могут быть восстановлены и приумножены. И потому ценности и приоритеты у него совсем иные: он нацелен не на материальное преуспеяние, не на богатство и обильное потребление в этой жизни, не на обладание роскошным имуществом и современнейшей техникой, не даже на овладение большими знаниями и мудростью века сего. И не потому, что всё это плохо само по себе. Просто всё это для вечной жизни не имеет никакого значения. Всё это в вечной жизни не нужно, ничто из этого там не будет существовать. Здесь же, в жизни временной, для нас важнее понять, что для нас ближе – свет или тьма, добро или зло, любовь или ненависть, кротость или гордыня, великодушие или корысть. Материальные же ценности всего лишь выполняют роль антуража, обрамления, могут облегчать нам жизнь или, напротив, усложнять её, расширять наши горизонты или… уводить в другую сторону, на ложный путь. Всё зависит от того, как мы их используем, какое значение им придаём. Вряд ли уместно утверждать, что нищета лучше богатства, что голодать лучше, чем жить в достатке. Но, положа руку на сердце, кто всерьёз верит в то, что вилла на Канарах, «Феррари» последней модели или навороченный мобильник способны хоть на четверть шага приблизить человека к Царству Небесному? И ведь никому и никогда не приходило в голову изобразить Рай, Царство Божие как техногенную цивилизацию с банками, суперкомпьютерами, звездолётами, ракетоносцами…

Для верующего человека земная жизнь – это лишь путь к жизни иной, ради которой мы созданы Творцом нашим. И смысл земной жизни в том, чтобы добраться туда. Если надо – дойти, если надо – доползти. Он знает, что туда не долететь на самом быстром самолете, не докричаться по самому совершенному телефону, не рассчитать маршрут с помощью самого умного компьютера, не оплатить проезд самыми большими деньгами. И потому всем этим средствам он придаёт лишь второстепенное значение. Есть они – хорошо, нет – пойдём без них. Главное – идти. Дойдёт же тот, у кого меньше балласт грехов, кого менее держат якоря привязанности к тяжким благам нашего измученного мира.

Что же, спросят меня, я изобразил портрет своего соотечественника и единоверца? Это и есть человек русский и православный? И я отвечу – да. И тут же услышу смех – до чего же не похоже, как не вписываемся мы в этот идеальный образ! Да, конечно же, не вписываемся. Мы, русские на Руси, почти поголовно крещёные - почти поголовно не такие. И всё же в большинстве своём – мы хотели бы такими быть! В глубине душ наших, в генах наших, в памяти, доставшейся нам от предков наших живёт воспоминание об утраченном Рае, куда мы хотим вернуться гораздо больше, чем обрести любые земные богатства. И ни за какие земные блага мы не продадим свою надежду на возвращение.

При этом мы ясно понимаем, что богатство и экономическое преуспеяние – это не вина Запада и не его недостаток. Как и относительная бедность и отсталость православных народов не есть их заслуга и достоинство. Но как соединить в гармонии Веру и Прогресс, труд и молитву? В нашем мире одно без другого, увы, долго не проживёт. Возможно, сейчас мы взаимно дополняем друг друга; а нужно бы свести эти ценности воедино…

Так говорим мы о том, что каждый человек, как и каждый народ, сам определяет, в чём состоит смысл его жизни. Но каковы бы ни были наши рассуждения, вариантов будет всего два. Нам нужно решить, что для нас важнее – краткий миг, именуемый жизнью на Земле или Божественная Вечность? Хотим ли мы вечно жить на чужбине, в изгнании, питая иллюзии красивой жизни, тогда как перед нами всего лишь корыто со свиными рожками? Или, подобно блудному сыну, потщимся всё же вернуться в родной дом, к любящему и щедрому, когда-то преданному нами Отцу?

Источник:      Глинские чтения