АНГЕЛ НАД СЕЛЬСКИМ ХРАМОМ

АНГЕЛ НАД СЕЛЬСКИМ ХРАМОМ

Сельский храм на речке Северка ведет свою летопись с XVII века. Сначала он был деревянным, освященным в честь Рождества Богородицы, позже в 1771 году построили каменный, который освятили в честь Успения Пресвятой Богородицы. Село Бабарыкино, где находится храм, постепенно стали называть Успенским в честь центрального придела.

Два других придела трехпрестольного каменного храма освятили во имя равноапостольного великого князя Владимира и во имя святителя Димитрия Ростовского. Выбор этих великих русских святых не был случайным: каменный храм строили два брата — Владимир и Дмитрий Полуэктовы, хозяева усадьбы близ села Бабарыкино. Род помещиков Полуэктовых владел селом Бабарыкино-Успенское и другими близлежащими селами более двухсот лет. Самой яркой личностью из рода Полуэктовых был Борис Владимирович Полуэктов — генерал от инфантерии, герой войны 1812 года. Его портрет находится в Эрмитаже. Борис Владимирович во время Бородинского сражения был полковником и командовал 1-м Преображенским полком. Борис Владимирович очень любил село Бабарыкино-Успенское и завещал своим детям и супруге не оставлять своими заботами храм. Сам он скончался в 1831 году в Варшаве при исполнении военного долга. После его смерти иждивением супруги и детей храм был обновлен. На колокольне пристроили еще один ярус, сделали часы-куранты, а на центральный купол храма поставили чугунную скульптуру Ангела 2,5 метра высотой. Ангел держит крест в 3,5 метра высотой.

— Когда мы пришли в храм, он был весь разрушен, — вспоминает нынешний настоятель протоиерей Игорь Кузьмин, — но нас встречал Ангел, удивительный по своему величию и красоте. Его не смогли сломать даже большевики, которые сильно повредили храм. Местные жители говорят, что Ангела над куполом пытались несколько раз разрушить, но не смогли — настолько это мощное сооружение. Одной рукой Ангел держит крест, а другой — указывает на небо.

Последним священником храма до его разорения был отец Леонид (Иванович) Николостанский. Он служил с 1911 до 1930 годы. Потом батюшка вынужден был уехать из села и работать санитаром в военном госпитале. До 1936 года храм полностью закрыт не был, и в нем изредка служил кто-то из местных священников. А отца Леонида осудили, он проходил по какому-то делу и сюда больше не вернулся. Всех, проходивших по этому делу, расстреляли без суда и следствия. Не сохранилось никаких архивов…

Спустя шестьдесят с лишним лет, в 1994 году митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий назначил меня в этот храм настоятелем.

— Отец Игорь, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к вере.

— В 1988 году, когда храмы стали возвращать верующим, один мой друг предложил мне поехать в село Кузьминское, где был разрушенный храм. Настоятель этого храма отец Александр Васильев нас ласково принял, и мы остались потрудиться. Позже я бросил свою московскую работу и устроился сторожем и алтарником этого сельского храма. Помню, как-то остался один в сторожке разрушенного храма. Вокруг никого, только на полках Богослужебные книги и кругом много-много снега. Пью чай и читаю жития святых. Для меня это было огромное открытие. Я не то, чтобы, как принято говорить, искал. Нет. Но была постоянная неудовлетворенность жизнью. Находясь впервые на богослужении в церкви, я ничего не понимал, а только копировал: бабушки крестятся — и я, бабушки поклон — и я. Храмы только начали открываться, и огромное количество народа ходило в них. Вот тогда и появилось чувство, что это то, чему можно полностью отдаться, довериться.

Вместе со мной к вере пришло трое друзей-одноклассников. Один из них сейчас игумен, а другой — протоиерей. Они приехали ко мне в сельский храм, где я был сторожем, и мы начали трудиться с молодецким задором. Были, конечно же, и религиозный максимализм, и «старческое» беспрекословное послушание, и крестные ходы босиком по снегу.

Хорошо запомнился один вечер той поры. Настоятель, мы сидим в сторожке, и появляется владыка. Мы никогда в жизни до этого епископов не видели и были так удивлены, что не взяли благословения. А владыка посмотрел на нас и сказал: «Надо готовиться к рукоположению». Нам было по 23 года. Если и сейчас существует нехватка кадров среди священников, то тогда она была катастрофической.

11 сентября 1994 года, в день Усекновения главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна меня рукоположили. Позже я вспомнил, что десять лет назад, в 1984 году, когда учился в старинном московском районе — Садовники, мы с друзьями заходили в разрушенный храм Усекновения главы Иоанна Предтечи... Разве мог я подумать тогда, что через 10 лет в моей жизни произойдет такое знаменательное событие?

— Батюшка, расскажите, пожалуйста, какая разница между сельским и городским храмами?

— Современные села сегодня умирают, и отеческие дома превращаются для молодых в дачи. Поэтому зимой в селе народу мало, а летом население в несколько раз увеличивается. Люди в наш храм приезжают из соседних сел. В наше село автобусы не ходят, и добираются к нам либо пешком, либо на машинах. То, что приход наш из года в год увеличивается, я объясняю тем, что я там с 1999 года живу постоянно. Наш дом расположен метрах в пятидесяти от церковной ограды, и иногда бывает так, что я собираю детей в школу, а мне стучатся в окно — нужно отпеть или пособоровать. При такой жизни любое движение священника, его семьи видно как «на подсвечнике».

— Отец Игорь, не могли бы Вы вспомнить о наиболее ярких моментах служения грустных и радостных?

— Когда я начинал служить, в храме не было окон. Нам дали из соседней больницы полустеклянные двери, и мы из них сделали «окна». Поставив «буржуйку» и отделив самый маленький придел от общего объема храма дверью, мы начали службы. 7 января 1995 года у нас была первая Божественная литургия — в ночь на Рождество Христово. Я был в белом облачении, печка чадила, вместо иконостаса у нас была шторка. Так как народу было много и печка топилась, свод начал таять и сверху «пошел дождь». Эту службу мы с прихожанами вспоминаем до сих пор.

Первые три-четыре года служения было ощущение, что совершаю марш-бросок. Несколько месяцев после рукоположения параллельно со своим сельским храмом я служил и в соборе города Домодедово. В соборе было так много прихожан, что исповедовать можно было круглые сутки. Народ шел и шел, чтобы поговорить с батюшкой. Помню, тогда у меня, молодого, неопытного священника, возникло чувство, что я очень хороший духовник. На самом же деле народ шел не ко мне, а к Господу Богу, шел в открытые после долгих лет запрета церкви. Отрезвление наступило, когда я стал служить в сельском храме — прошли Рождественские дни, миновало Крещение, и вот на обычной службе остались две-три бабушки. Тогда-то я и понял, какой я духовник и возопил к Богу: «Господи, помоги мне! Научи быть проповедником, дай силы сломать гордыню и пойти на поклон в сельсовет - за средствами для восстановления храма». Было желание спрятаться, но Господь вразумлял: «Иди, иди, иди».

Первые четыре года мы с матушкой не жили в селе постоянно, а приезжали на службу из Москвы, преодолевая более четырех километров от станции пешком. Шел я с рюкзаком, где были священные сосуды, а на груди — антиминс. Иногда нас подвозили местные жители. За эти годы, пока мы продолжали жить в Москве, храм грабили пять раз. Самым тяжелым для нас стало первое ограбление, когда мы по крохам собирали на первые иконы, маленький семисвечник, требники, венчальные венцы. Украли все.

Постепенно мы с матушкой приняли решение, что нам нужно уезжать из Москвы и постоянно жить в селе при храме. Сельская жизнь порой преподносила свои специфические сюрпризы, на которые не знал, как реагировать — то ли смеяться, то ли плакать. Жил у нас в селе колоритный мужчина богатырского телосложения. Человек хороший, но выпить любил. И вот однажды он пришел ко мне, когда я был в отъезде. Смотрит — храм закрыт, и он лег под колокольней спать. Дело было летом, мимо храма проходили дачники и решили зайти. Заходят, а на дверях — замок. Вокруг дети бегают. Они детей спрашивают: «А кто это спит?» Они и ответили: «Это батюшкин друг, это батюшкин друг спит». Так и «ославили» меня перед дачниками.

— Отец Игорь, таким было начало. Какая на приходе жизнь сейчас?

— Сегодня наш приход, кроме своего сельского храма, содержит еще один храм в военном городке в Белых Столбах, сельскую воскресную школу и помогает психиатрической больнице, въехавшей в казармы военного городка. Вот уже восемь лет я хожу каждый четверг в эту больницу, служу, исповедую, причащаю.

В нашем сельском храме есть замечательный хор. За эти годы многие из наших певчих вышли замуж, и теперь они молодые многодетные мамы, которые стараются своих деток приобщать к церковному пению. По субботам я служу в храме великомученика Пантелеимона, что в военном городке, а Литургии в воскресные и праздничные дни — в сельском храме Успения Пресвятой Богородицы. В этом году на Пасху у нас причащалось более ста человек. Появились и свои традиции — из года в год на Пасху и Рождество учащиеся нашей воскресной школы показывают нам спектакли и дарят подарки, сделанные своими руками.

Характерная черта нашего времени — родители, порой совершенно невоцерковленные, посещающие храм раза два в год, знают, что храм — это хорошо, что это единственное спасение их детей от влияния этого жуткого мира — наркотиков, вина, сигарет, блуда. И поэтому они приводят своих детей в воскресную школу.

На сегодня все три придела Успенского храма уже отреставрированы, иконостас восстановлен. Когда мы только пришли в разрушенный храм, местные жители принесли нам Боголюбскую икону Божией Матери. Огромная, полтора метра высотой, старинная икона — ровесница храма. По словам старожилов села, эта икона была главной святыней в нем. После закрытия храма она попала последнему старосте, потом перешла к его детям. Когда храм открылся, внуки принесли ее нам. Для нас тогда это было как благословение Богородицы. С тех пор 1 июля, день Боголюбской иконы Божией Матери, стал нашим храмовым праздником.

Беседовала О.В. Шангина

Телефон храма Успения Богородицы в селе Бабарыкино 8-910-412-45-22

Адрес электронной почты: yspenka72@yandex.ru

Источник:      Журнал «Пастырь»: сентябрь 2008 г.